Вечерние огни - Страница 27

419 Такое напыщенное самолюбие еще более раздувают в богатом поэте-хлебосоле разные прихлебатели и искатели выгод. Богатого поэта, в этом случае, Гораций сравнивает с (praeco) зазывателем в купеческую лавку. (Как не остановиться и на этом сходстве с нашей жизнию!)

425 Как бы ни был такой поэт-Амфитрион влиятелен и ловок, едва ли удастся ему отличить у себя истинного друга от льстеца.

434 Обычай заставлять гостей через силу пить вино, который Гораций в шутку называет пыткою, устрояемою для отыскания истинной дружбы, скорее ведет к противоположным результатам, напоминающим басню о вороне и лисице.

438 В противоположность льстецам, Гораций припоминает как тонкого и неподкупного критика бывшего друга своего Квинтилия Вара, которого смерть он оплакал (в "Одах", 1, 24).

450 Как Херил выставлен Горацием представителем несчастных стихокропателей, так в глазах его идеалом критики является Аристарх, известный александрийский исправитель текста Гомеровых поэм.

451 Излишняя снисходительность друзей ведет пиесу к падению на театре, а самого писателя ко всеобщему осмеянию. Все бегут от него, как от зараженного прилипчивой или страшного болезнию; жертвы гневной Дианы (iracunda Diana) лунатика.

457 Желая представить болезненное (не здравое) и не произвольное состояние экзальтированного поэта, декламирующего про себя, Гораций говорит, что он рыгает стихами. Если безумец при этом упадет в яму, как птицелов, засмотревшийся на дрозда, или как наш Метафизик Хемницера, то Гораций советует не выручать его, злобно утверждая, что не должно стеснять поэтических вольностей.

465 Эмпедокл из Агригента в Сицилии (в половине IV века до Р. X.) государственный муж, философ и поэт, проповедовавший переселение душ, тем самым подал, вероятно, повод к дошедшему до нас анекдоту о его кончине, согласно которому он, ища бессмертия и новой метаморфозы, бросился в жерло Этны. Мало заботясь о достоверности предания, Гораций пользуется им, чтобы выставить ненасытное самолюбие, не останавливающееся ни перед чем, ни даже перед смертию, лишь бы она была громка и общеизвестна.

470 Гораций иронически спрашивает о причине такого болезненного стихокропания.

471 Опоганить (так перевели мы глагол mingere) прах умершего считалось великим преступлением, тем более прах отца. Место, пораженное молнией, считалось священным, и боги карали безумием сего осквернителя.

ДОПОЛНЕНИЕ

I Зевс

Шум и гам, — хохочут девы,
В медь колотят музыканты,
Под визгливые напевы
4 Скачут, пляшут корибанты.

В кипарисной роще Крита
Вновь заплакал мальчик Реи,
Потянул к себе сердито
8 Он сосцы у Амальтеи.

Юный бог уж ненавидит,
Эти крики местью дышат,
Но земля его не видит,
12 Небеса его не слышат.

II

Сны и тени, —
Сновиденья,
В сумрак трепетно манящие,
Все ступени
Усыпленья
6 Легким роем преходящие,
Не мешайте
Мне спускаться
К переходу сокровенному,
Дайте, дайте
Мне умчаться
12 С вами к свету отдаленному.
Только минем
Сумрак свода,
Тени станем мы прозрачные,
И покинем
Там у входа
18 Покрывала наши мрачные.

III К Сикстинской мадонне

Вот сын ее, — он тайна Иеговы, —
Лелеем девы чистыми руками.
У ног ее земля под облаками,
4 На воздухе нетленные покровы.

И, преклонясь, с Варварою готовы
Молиться ей мы на коленях сами
Или, как Сикст, блаженными очами
8 Встречать того, кто рабства сверг оковы.

Как ангелов, младенцев окрыленных,
Узришь и нас, о дева! не смущенных:
11 Здесь угасает пред тобой тревога.

Такой тебе, Рафаэль, вестник бога,
Тебе и нам явил твой сон чудесный
14 Царицу жен — царицею небесной.

IV Восточный мотив

С чем нас сравнить с тобою, друг прелестный?
Мы два конька, скользящих на реке,
Мы два гребца на утлом челноке,
Мы два зерна в одной скорлупке тесной,
Мы две пчелы на жизненном цветке,
8 Мы две звезды на высоте небесной.

V Шопену

Ты мелькнула, ты предстала,
Снова сердце задрожало, —
Под чарующие звуки
То же счастье, те же муки,
Слышу трепетные руки, —
6 Ты еще со мной. —

Час блаженный, час печальный,
Час последний, час прощальный,
Те же легкие одежды,
Ты стоишь, склоняя вежды, —
И не нужно мне надежды:
12 Этот час — он мой.

Ты руки моей коснулась,
Разом сердце встрепенулось;
Не туда, в то горе злое,
Я несусь в мое былое, —
Я на все, на все иное
18 Отпылал — потух.

Этой песне чудотворной
Так покорен мир упорной;
Пусть же сердце, полно муки,
Торжествует час разлуки,
И, когда загаснут звуки, —
24 Разорвется вдруг.

VI Романс

Злая песнь! как больно возмутила
Ты дыханьем душу мне до дна,
До зари в груди дрожала, ныла
4 Эта песня, эта песнь одна.

И поющим отдаваться мукам
Было слаще обаянья сна,
Умереть хотелось с каждым звуком,
8 Сердцу грудь казалася тесна.

Но с зарей потухнул жар напевный,
И душа затихнула до дна;
В озаренной глубине душевной
12 Лишь улыбка уст твоих видна.